Святой мученик Василий Мангазейский 

В Уставе есть приятная пометочка: если во Святую Четыредесятницу выпадет престольный праздник, то людям, которые молились на службе престола, в этот день дозволяется на трапезе рыба. Так-то Великим постом лишь два раза: на Благовещение и на Вход Господень в Иерусалим…

Кто постится без рыбы, тот понимает. А кто постится без рыбы в нашем месте пересечения 62-й параллели с 74-м меридианом, тот трижды понимает. И у нас в монастыре как раз такой случай – один из престолов Успенского собора освящен в честь мученика Василия Мангазейского, «егоже память» 4 апреля нового стиля, а значит, выпадает на Четыредесятницу очень часто.

В годы, когда Пасха ранняя, Великим постом у нас еще болезненно мало солнца, пугающе много мороза, а всё «рыбоядение» смещается к концу поста. И прихожане, после работы добравшиеся до всенощной престола, стоят с такими умильными лицами… сразу видно, что силы их на исходе, и это уставное указание не просто позволяет им подкрепиться рыбой, а дарит надежду вообще – как таковую.

И есть что-то особенно удивительное в том, что святые – люди наиболее самоотверженные в своей земной жизни – облегчают наши обычные житейские нужды. Иногда даже вот так, совсем прозаично – через Устав.

***

Святые – люди наиболее самоотверженные в своей земной жизни – облегчают наши обычные житейские нужды

Житие мученика Василия беспощадно пронзительно. И, думается, весьма важно для нашего времени, когда люди рассуждают, что, вот, на Святой Руси жизнь была приспособлена для цветения святости, как хорошие теплицы. А нынче они не работают – так что, мол, извините.

История. Самое начало XVII века. Город-фактория Мангазея недалеко от Обской губы привлекает множество торговцев «мягкой рухлядью» – пушниной, дающей баснословные прибыли. Сюда едут, невзирая на опасный и изнурительный путь.

Но город не только географически отдален от благоустроенных земель, он к тому же расположен в климатически тяжелом районе. Жизнь в нем не менее трудна, чем дорога сюда. Провиант и товары первой необходимости доставляются с неимоверными сложностями; их не хватает, и они дороги. Самые убийственные формы авитаминозов развиваются не столько из-за нехватки продуктов, сколько из-за нехватки солнца и тепла…

В общем, очевидно, что обживаться в таком месте надолго никто не собирается – сорвал куш и уехал в благополучные земли. Поэтому состав населения вполне определенный – купцы, охотники, стрельцы… словом, в основном – мужского пола. Женщин-аборигенок мало, а приезжих еще меньше…

А время было довольно своеобразное: Русь изживала жуткие следствия татаро-монгольского ига, в том числе в области нравственности. И если в центральных районах и на Русском Севере XV–XVI века ознаменованы расцветом благочестия, то в разных районах Сибири дело могло обстоять намного сложнее и зачастую гораздо печальней.

Слишком уж много там собиралось людей, склонных к авантюре и к трениям с законом; слишком уж много было вокруг инородцев; слишком далеко до «государева ока»; слишком легко уйти от ответа – раствориться в огромных просторах…

Все это создавало вполне определенную атмосферу, где границы греха гораздо легче стирались в сознании людей, хоть бы и называвших себя православными. Святителям Сибирским еще предстоял безмерный подвиг…

А пока в далеком заполярном городе кипела своя жизнь. «Златокипящяя» Мангазея – назвали ее современники. Кипело здесь золото, кипели, видимо, и другие страсти… В частности, в отсутствие женщин кое-кто начал посматривать на молодых приказчиков, которых жизнь гнала наниматься к купцам, дабы зарабатывать на хлеб. Зарабатывать на хлеб в те времена начинали весьма рано, поэтому среди этих «менеджеров» были даже самые младшие подростки.

Василий был из семьи бедных ярославских купцов. Нужда заставила его наняться к купцу в совсем юном возрасте, и к означенным событиям ему было, по разным спискам жития, от 14 до 19 лет. 19-летний возраст упоминается чаще, но иконописные подлинники изображают его совсем подростком – невысокого роста, худощавого сложения, почти детские черты лица…

Хозяин долго домогался его, а потом решил сломить

Хозяин долго домогался его, а потом решил сломить. Повод представился в Пасхальную ночь, когда Василий молился на службе, а воры обокрали лавку хозяина. И тот сделал воеводе донос: мол, Василий с ворами был в сговоре.

Судопроизводство тогдашнего мира было ужасающе простым: оговоренного пытали, чтобы он сознался. А если он терпел пытку, но не сознавался, то начинали пытать доносчика.

Но это – при обычном течении дел, когда власть заинтересована в выяснении правды. Однако богатый человек не стал бы затевать такое дело, не зная наперед, что местный воевода к вопросам правды-неправды равнодушен. А в этом случае надежды на справедливость у оговорённого, видно, особой не было…

Василий терпел пытки и повторял, что не виноват. Ну, как «терпел» – и кричал, наверное, и плакал, и умолял… вот только согласия на грех не обнаруживал. Надежда купца (который тут же присутствовал), что мальчик покорится от страха смерти и страданий, не оправдалась. Тогда он взбеленился и ударил паренька связкой ключей от амбарных замков. Тяжеленных таких ключей.

Попал в висок.

Убил.

Может быть, воевода и купец раскаялись, терзались совестью, жалели, что загубили почти детскую жизнь? В житии святого Василия о том ничего не сказано. Известно только, что злодеям и заминать дело не пришлось. Вот, жалуемся мы на какие-то беззакония, имеющие место быть в наше время, в нашей жизни… А здесь – пусть и далекая окраина, но православного государства! – запытали чистого, кроткого, благочестивого мальчика, сунули тело в гроб и бросили в болото. Как говорится, «а был ли мальчик?..»

И где они, эти теплицы прошлых веков, предназначенные для комфортного стяжания святости?..

***

Откипели в Мангазее страсти, изменились политические и экономические обстоятельства, сгинули нечестивый купец и беззаконный воевода…

Он спасал заблудившихся, ослабевших от голода, обмороженных, утопающих, искалеченных зверями, больных

А святой Василий был прославлен от Бога так, что в этих краях его иначе как Чудотворцем и не называли. Через полвека после убиения, когда город почти совсем запустел, гроб мальчика вышел из болота – тело было нетленно, кожа хранила следы пыток, рубашка – следы крови. Мощи перенесли в соседний Туруханск, а мученик начал являться и помогать людям, оказавшимся на краю гибели в этом суровом крае.

Инородцы – упрямые и недоверчивые – тысячами принимали Крещение от чудес, творимых святым отроком. Он спасал заблудившихся, ослабевших от голода, обмороженных, утопающих, искалеченных зверями, больных…

Ибо сказано: «Да уразумеют все, яко сильнее всего есть благочестие; и никогда не превозможет злоба премудрости».